Николай КОНСТАНТИНОВ

Тот, который пел

Слово о сыне

Мой сын Николай родился на Камчатке, на ее севере, в с. Анапка, 30 июня 1956 г. Назвала я его в память о всех Николаях нашего рода: прадеда Николая Святовостокова -подкидыша на паперти православной церкви; в память старинного уральского рода духовенства Хлыновых, где имя Николай было постоянным; в память моего дяди Николая, пропавшего без вести на фронтах Великой Отечественной; в память моего отца Николая, расстрелянного «тройкой» ГПУ, впоследствии реабилитированного; в память моего мужа Николая, утонувшего на Камчатке в море, спасавшего рыбака-коряка. Давая имя сыну, я надеялась на его счастье с этим именем, забыв, что у каждого из перечисленных моих родственников была трагическая судьба, которая с именем передалась и ему.

Это сказалось почти сразу. Когда Коле не было еще и года, у него начались младенческие припадки - «родимец». Таких младенцев считали божьими, ложили на божницу и ждали. Ребенок не дышал, синел, но прикасаться к нему нельзя, ждут, как распорядится судьба. Я же оказалась в маленьком корякском селе, где не было даже фельдшера. В ужасе я делала сыну искусственное дыхание, пока он не начинал дышать. В селе жило около 90% коряков, они дали Коле свое имя - «Кукольля».

Пожалуй, самое счастливое время было, когда мы всей семьей жили в Новгороде в 60-е годы. Жили не очень богато, но дружно. Наши дети и соседские часто играли вместе - «ставили концерты». Плясали, читали стихи. Разрешили и маленькому Коле: «Читай!» И он с выражением и восторгом продекламировал: «Собачка, собачка, собачка, собачка! Все!» Это было его первое стихотворение.

С Колей постоянно случались разные казусы. Соседка, смотревшая у нас телевизор, схватила Колю под мышку крикнула: «До свиданья!» - и побежала домой. Спустя время, вернулась: «Ой, спутала! Возьмите своего Колю, отдайте моего Сашу!» Мальчики были одинакового роста, белобрысые крепыши.

Старшие дети Галя и Славик жили с моей мамой в Новгороде, а мы с Колей - на Камчатке. Приходилось ездить вместе с Колей за многие километры на собачьих упряжках. Было все: тонули в устье рек с нартами - тронулся лед. В другой раз собачья упряжка сбилась и понеслась на припай в море. Сломался полоз у нарты. Оберегая сына от ветра, я очень обморозила лицо. Ночевали в корякском балагане. А вторая упряжка добралась до села. Утром нам встретились несколько нарт.

-          Мэй! (Здравствуй.) Куда едете?

-          Однако, вас искать, сказали - утонули.

У села Тымлат сбились и выехали к обрыву у моря. Каюр столкнул нарту, свел вниз собак и крикнул: «Спускайся!» Я взяла сына на грудь и так, стоя, слетела с обрыва. Уцелели.

Позднее, когда мы переехали в Приморский край в поселок Светлая, с подрастающим Колей постоянно случались ЧП. Если играли на пирсе, то в воду обязательно падал Коля. Если рыбачили зимой, то именно он проваливался под лед. Но он имел очень доброе и сострадательное сердце, поэтому все больные кошки и собаки, подбитые птицы непременно оказывались у нас дома.

Петь Коля начал одновременно с игрой на гитаре и аккордеоне, с пятого класса. Быстро освоил все эстрадные инструменты по слуху, зная только буквенные обозначения аккордов. Позднее выступал на всех концертах в поселковом клубе, где работала и моя дочь. Кумиром его стали Высоцкий, позднее - Тальков. В 16 лет отчаянно влюбился в молоденькую продавщицу, но в 1972 г. мы переехали в п. Преображение на жительство. Коля тосковал и плакал. А встретились они 12 лет спустя во Владивостоке. Даже расписались, родилась дочка Виктория. Но жили вместе недолго - перегорела первая любовь. Его дочка живет сейчас во Владивостоке, по которой он печалился весь остаток своей жизни, писал стихи маленькой Викуше, которые вошли в этот сборник.

В Преображении живут суровые, сильные, самоуверенные «пахари морей», а Коля так и остался пареньком с нежной душой, распахнутым сердцем, из таежного села и плохо вписывался в это общество. Пение и музыка стали его щитом. С 9-го класса он уже играл во взрослом ансамбле ДК, имел удивительный тембр голоса, которым владел в совершенстве. «Я люблю петь, - говорил он. - У меня в голове оркестр по партиям играет». Мелодии рождались, но не записанные на ноты - забывались, затухали. Да и Николай не считал это даром. Хотя до сих пор некоторые его песни вспоминают рыбаки.

Служил Николай в армии в Ленинградском военном округе. И там тоже играл в эстрадном оркестре. Перед уходом в армию встретил он свою настоящую любовь - Люду, но жизнь их развела, хотя друг друга они помнили и всю жизнь любили. Умерли в один год: Люда - в январе 2001 года, а Коля - в октябре. Живет в Преображении их сын: матрос, добрый, работящий, скромный парень, как две капли воды лицом и статью похожий на отца.

После армии Коля стал солистом в эстрадном ансамбле рыбацкого кафе «Чайка» в Преображении. Был весел, беззаботен, щедр. Всё заработанное раздавал, дарил. Возможно, из-за этого накрепко прикипело к нему имя Граф, Огромная, пышная шевелюра, неизменная гитара - любимица всех встреч. Рубаха-парень. Без него не обходилась ни одна гулянка. Его щедро поили, заботливо опекали, приводили домой. Пил Николай с легкостью. Страшная беда пришла вместе с любовью и обожанием поклонников его пения: вынырнула оставленная в детстве эпилепсия. Борьба с болезнью действительно между жизнью и смертью шла все последние 20 лет его жизни. Постепенно исчезали друзья. Сын неоднократно лечился. Сменил место жительства и работу. Были ослепительно счастливые дни и черная пучина беды, одиночество...

Писать стихи он стал как-то неожиданно, в середине 80-х годов. Первое его стихотворение «Олененок» было напечатано в газете «Ударник» Лазовского района. Писал много: на клочках бумаги, в письмах, дарил на память. К сожалению, многие ранние стихи растерял, и лишь немногое сохранилось в письмах к близким. Они-то и вошли в этот небольшой поэтический сборник.

Однажды Николай в одной из приморских газет прочел информацию о создающейся газете для начинающих авторов, пишущих стихи. Одним из первых откликнулся на это объявление, написав Николаю Николаевичу Морозову, создателю поэтической газеты «Лукоморье». К этому времени у Николая в газете «Коммунар» г. Уссурийска уже была напечатана целая подборка стихов. Позднее стихи сына печатались и в газете, и в альманахах «Лукоморья». Вот и сейчас Н. Н. Морозов помог издать посмертный сборник стихов моего сына, за что я и близкие Николая выражаем ему глубокую признательность.

И только сейчас мы, родные, кто хорошо знал Николая, почувствовали рядом пустоту - нет его...

Умер мой сын Николай в Уссурийске - разбил голову при сильнейшем приступе эпилепсии. Там же и похоронен. Крупный, шумный, с веселым характером, он заполнял наши маленькие комнаты полностью. Его сестра говорила: «Для меня Коли слишком много». Брат старался найти друзей, как сам, - тихих и негромких. Я постоянно тревожилась, - где Коля, что с ним, жив ли еще? Под конец жизни Коля был очень одинок. Спал тревожно, просыпаясь, кричал на всю квартиру: «Мама, ты где?!» А сейчас в доме тихо и пусто, никто меня не окликает, не падают на Колины колени чашки с кипятком, не бьется посуда, никто не спорит, не сочиняет буриме... И не сидит мой вечный «невезунчик», как он сам себя называл, с горой неразобранных писем, стихов за столом. И я ему не кричу: «Коля, поздно, выключи свет!» Тихо. И мне страшно не хватает его.

Коля искренне верил в Бога, верил, что душа воплощается, и он снова будет жить на Земле. Он прожил 45 лет, но так и не смог вписаться в наш серый быт. Мешала поэтическая настроенность его души, которая всегда витала где-то сверху, восхищаясь тайфунами и весной, любила людей, плакала и томилась. Он был вечным скитальцем и странником.

Его стихотворения, вошедшие в этот сборник, не исправлены и не редактированы, а сам он уже этого сделать не может, поэтому все стихи оставлены в таком виде, как писал и чувствовал их Николай. Хотя с точки зрения поэтической науки, скорее всего, они несовершенны.

Я надеюсь, что тот, кто прочитал мое «Слово о сыне», прочтет и этот сборник. Поймет сына, метания его души, простит его и полюбит его стихи.

Г. Н. Константинова